http://book.uraic.ru
Анна Баркова
Анна Александровна Баркова родилась в 1901 году в Иваново-Вознесенске, в семье текстильщицы и швейцара гимназии. Мать будущей поэтессы умерла рано, однако даже такое событие не было главной трагедией бедной ивановской семьи: чета Барковых потеряла четверых детей.
Сведений о детских годах А.А.Барковой осталось совсем немного. В воспоминаниях одной из бывших гимназисток имеется ее портрет: «Огненно-красная, со слегка вьющимися волосами, длинная коса, черные, серьезные, с пронзительным взглядом глаза, обилие ярких веснушек на всем лице и редкая улыбка...». Также говорится о том, что первые стихотворные опыты А.А.Барковой относятся к очень раннему возрасту: «Из уст в уста передавались среди гимназисток стихи юной поэтессы (Я помню ее ученицей 5-го класса). В них она выражала свое одиночество, отчужденность от подруг иной среды, грустные раздумья о жизни человека из бедной семьи...». Первые стихи были опубликованы в гимназическом журнале «Голос учащихся».
После школы, с 1919 (по некоторым данным с 1918) по 1922 год, работала в ивановской газете «Рабочий край» хроникером. Там она писала не только репортажи и заметки, но и опубликовывала свои стихи под псевдонимом «Калика Перехожая». При газете сформировался поэтический кружок. Его участницей стала и А.А.Баркова. Дебютные стихи начали выходить на страницах «Красной нови» и «Красной нивы», газеты «Петроградская правда». По приглашению А.К.Воронского весной 1919 года Иваново-Вознесенск посетил первый нарком просвещения А.В.Луначарский и отметил талант поэтессы. Одобрение А.В.Луначарского не было простой похвалой. Более того, оно носило судьбоносный характер.Об А.А.Барковой узнали в Петрограде. От наркома просвещения А.А.Баркова получила приглашение на учебу в только что открывшийся Высший художественно-литературный институт имени В.Я.Брюсова в Москву. В 1922 году с предисловием наркома в Петрограде выходит первый и, к сожалению, последний сборник стихов «Женщина». Проучившись совсем немного, А.А.Баркова покинула Литературный институт и была принята с подачи самого А.В.Луначарского на работу в секретариат Наркомпроса РСФСР. Должность дала ей не только средства к существованию, но и кров. Почти два года провинциальная поэтесса прожила в квартире самого наркома, которая располагалась в Потешном дворце Кремля. Последующие московские годы жизни А.А.Барковой не были ознаменованы крупными событиями. Известно о них мало. Л.Н.Таганов пишет так: «Была еще работа в мелких ведомственных журналах, издательствах».
Переломным стал конец 1934 года. В последних числах декабря А.А.Баркова была арестована по обвинению в систематическом ведении антисоветской агитации и, как было зафиксировано в деле, «высказывании террористических намерений» (есть мнение, что после убийства С.М.Кирова А.А.Баркова позволила высказывание на одной из встреч сотрудников газеты «Правда»: убили не того, кого надо. При допросе же сама поэтесса утверждала, что антисоветские разговоры действительно вела, но «в рамках обмена мнением, без желания навредить пролетарскому государству»). При обыске были изъяты стихотворения, письма и драма в 4-х действиях «Пятнадцать долларов и тридцать рублей» (до читателя не дошла).Поэтессу доставили в Бутырский изолятор.Тяжелые условия заключения сильно подорвали ее здоровье. Развились бронхиальный туберкулез, малокровие.
По окончании срока, в 1939 году, А.А.Баркова короткое время жила в Таганроге. После неудачной попытки закрепиться в Москве осенью 1940 года переехала в Калугу. В 1947 году снова оказалась на допросе в МГБ. Формальным поводом для повторного ареста оказался донос хозяйки квартиры, в которой она жила. Немаловажную роль сыграла и прежняя судимость, и тот факт, что А.А.Баркова несколько месяцев проживала на оккупированной территории (Калуга была занята немцами с 12 октября по 30 декабря 1941 года). А.А. Баркова была осуждена на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. В Абезьском лагере А.А.Баркова написала поэму «Вера Фигнер»и более ста лирических стихотворений. В 1955 году обратилась в прокуратуру за пересмотром дела. В январе 1956 последовало освобождение.
Казалось бы, судьба поэтессы должна была складываться более благополучно. Но произошло еще одно несчастье - новый арест. В местное отделение милиции поступила анонимка, автором которой был муж соседки А.А.Баркой М.Пархоменко. В записке значилось, что женщины, купив радиоприемник, не зарегистрировали его. Таким образом сосед захотел отомстить женщинам за то, что они приютили его жену после семейного скандала и не открыли ему дверь. Началась проверка и обыск, при котором была обнаружена квитанция об оплате почтового отправления в Москву.Сотрудники милиции перехватили посылку. В ней и находились бесчисленные рукописи: пять толстых тетрадей, шесть ученических, три блокнота и четыреста листов. Среди рукописей, которые А.А.Баркова отправляла на сохранность своим московским знакомым по лагерю, была и проза. Многие из прозаических произведений были впоследствии изданы: «Восемь глав безумия», «И всюду страсти роковые», «Как делается луна», «Чужой человек» и многие другие. Комиссия провела экспертизу и определила «антисоветский» характер материалов. Таким образом, уже в хрущевскую оттепель А.А.Баркова получила новый политический срок и была отправлена в Кемеровскую область. Последний срок оказался для поэтессы невыносимым испытанием. В мае 1965 года она была освобождена и полностью реабилитирована. в 1967 году А.А.Барковой удалось вернуться в Москву, чтобы провести последние годы в полном одиночестве в небольшой комнатке в коммунальной квартире на Суворовском бульваре, которую она получила от государства.
В 1976 году А.А.Баркова скончалась от рака горла.
В БАРАКЕ
Я не сплю. Заревели бураны
С неизвестной забытой поры,
А цветные шатры Тамерлана
Там, в степях…
И костры, костры.
Возвратиться б монгольской царицей
В глубину пролетевших веков.
Привязала б к хвосту кобылицы
Я любимых своих и врагов.
Поразила бы местью дикарской
Я тебя, завоеванный мир,
Побежденным в шатре своем царском
Я устроила б варварский пир.
А потом бы в одном из сражений,
Из неслыханных оргийных сеч
В неизбежный момент пораженья
Я упала б на собственный меч.
Что, скажите, мне в этом толку,
Что я женщина и поэт?
Я взираю тоскующим волком
В глубину пролетевших лет.
И сгораю от жадности странной
И от странной, от дикой тоски.
А шатры и костры Тамерлана
От меня далеки, далеки.
И В БЛИЗОСТИ СЕРДЦА ТАК ОДИНОКИ...
И в близости сердца так одиноки,
Как без живых космическая ночь.
Из отдаленных вышли мы истоков,
На миг слились — и прочь, и снова прочь.
И каждый там пройдет, в своем просторе,
В пустом, где умирают все лучи.
Мы вновь сольемся в равнодушном море,
Где нас не разлучить, не разлучить.
Загон для человеческой скотины.
Сюда вошел — не торопись назад.
Здесь комнат нет. Убогие кабины.
На нарах бирки. На плечах — бушлат.
И воровская судорога встречи,
Случайной встречи, где-то там, в сенях.
Без слова, без любви. К чему здесь речи?
Осудит лишь скопец или монах.
На вахте есть кабина для свиданий,
С циничной шуткой ставят там кровать:
Здесь арестантке, бедному созданью,
Позволено с законным мужем спать.
Страна святого пафоса и стройки,
Возможно ли страшней и проще пасть —
Возможно ли на этой подлой койке
Растлить навек супружескую страсть!
Под хохот, улюлюканье и свисты,
По разрешенью злого подлеца…
Нет, лучше, лучше откровенный выстрел,
Так честно пробивающий сердца.